— Вы совершенно покорили наш захолустный Рединг, — почти пропела она. — Я приехала передать вам поздравления от нашей семьи и Стоунов.
«Они что, уже одна семья?» — мелькнуло у Мэг. Как бы в подтверждение ее мысли Бланш добавила:
— Ричард хотел заехать вместе со мной, но я сказала, что поздравлю от нас обоих. Он хочет, чтобы мы подружились.
Мэг растянула губы в благодарной улыбке. Нужны мне ваши поздравления!
— Как вы устроились? — продолжала светскую беседу Бланш.
— Прекрасно, благодарю вас.
— У меня к вам выгодное предложение, Маргарет. Мы неоднократно обращались с ним к Кэролайн, но, видимо, из-за старческого упрямства и вздорного характера она отвергала его.
Мэг почувствовала необходимость вступиться за Кэролайн:
— Тетушка была своенравной, но никак не вздорной.
— Не будем спорить, — промурлыкала Бланш. — Так вот, перейду к сути. Наша семья хотела бы приобрести портреты виконта и виконтессы Лигонье, все-таки это наши предки. — Сделав ударение на слове «наши», Бланш, очевидно, желала подчеркнуть не столь благородное происхождение Мэг со стороны отца. — Вам, наверное, трудно понять это.
— Почему же? — парировала Мэг. — Так как я прекрасно понимаю вас, то могу понять и чувства нашей семьи. Она никогда не расставалась с семейными реликвиями, а портреты Лигонье являются таковыми.
— Вы еще не знаете, какую сумму я хочу вам предложить!
— Это не имеет никакого значения, — Мэг мило улыбнулась. — Интересы Окридж-холла для меня прежде всего.
— Да-а, — протянула Бланш. — К сожалению, он уже не тот, что был прежде! Какие приемы устраивала Кэролайн!
— А я как раз собираюсь возобновить эту традицию по окончании траура, — неожиданно вырвалось у Мэг. — Надеюсь, вы не откажетесь посетить меня.
— Мы с Ричардом с удовольствием придем. И родители тоже. — Бланш поднялась и начала прощаться. — Думаю, ваше решение о картинах не окончательное. Поймите, иметь дома портреты этих благородных людей очень важно для меня и моих будущих детей.
— Как жаль, что их поведение не всегда соответствовало происхождению и вряд ли может служить хорошим примером для юношества, — не удержалась Мэг.
Не подозревавшая, что Мэг так хорошо знает скандальную историю ее прабабки, Бланш не нашлась что ответить и только зло сверкнула серыми глазами. Мэг легко кивнула ей.
После ухода Бланш Мэг начала лихорадочно рыться в старых фолиантах, чтобы побыстрее стереть из памяти неприятный визит. С трудом вытащив толстенный том в кожаном переплете, она на секунду зажмурилась, представив, с каким наслаждением опустила бы его на красивую головку этой захолустной виконтессы. Ну и черт с ней, пусть поцелуется со своим Ричардом! Мне до них нет никакого дела, и чем реже они будут здесь появляться, тем лучше. А то я когда-нибудь не выдержу, и редкое издание пострадает!
Бережно перелистывая истонченные пожелтевшие страницы, Мэг погрузилась в чтение. Книга оказалась историей дома Феннелов, написанной Чарльзом Кросби, библиотекарем. Слог не отличался изяществом, но в обстоятельности мистеру Кросби отказать было нельзя. Мэг совершенно запуталась в браках первых Феннелов, в их должностях, взлетах и падениях на королевской службе. При описании сэра Филиппа Феннела тон повествования изменился. Видимо, злосчастный Филипп был любимцем библиотекаря. Собственно, восхищаться было нечем. Легкомысленный Филипп участвовал в заговоре, был обезглавлен и едва не погубил свой род. Только своевременный переход его вдовы леди Маргарет в протестантство спас семью от опалы и конфискации имущества. Во время казни Филипп держался с веселым мужеством и достоинством и даже шутил с палачом. Кросби подробно остановился на внешности Филиппа — высокого черноволосого красавца. Перед Мэг предстал образ Ричарда Стоуна. Вид Ричарда в белой рубахе с расстегнутым воротом перед плахой так потряс ее, что глаза мгновенно наполнились слезами. Ей стало жалко и его, и себя, влюбленную так безнадежно. Почему-то пришли на ум строчки:
Не каждый, кто на свете жил,
Любимых убивал,
Один — жестокостью, другой -
Отравою похвал,
Трус — поцелуем, тот, кто смел, -
Кинжалом наповал.
По-моему, я окончательно свихнулась из-за этого Стоуна, подумала Мэг, вытирая слезы. Осторожно вошедший с подносом в комнату Сэндби увидел ее, хлюпающую носом над описанием казни сэра Филиппа Феннела. Мэг и сама не могла бы объяснить, оплакивает она сэра Филиппа или свою безответную любовью к Ричарду Стоуну. Сэндби тихо поставил поднос на столик и деликатно вздохнул.
— Ах, Сэндби, за что их так жестоко? Ведь можно было просто-напросто послать осваивать новые земли, или в пираты, или воевать с Испанией. Все эти Тюдоры просто тираны и самодуры!
При последних словах Сэндби вздрогнул и прижал палец к губам, будто опасаясь, что клевреты жестоких Тюдоров могут ворваться в зал.
— Вы настоящая Феннел, мисс Маргарет! — сказал он и прослезился.
— Нет, Сэндби, не настоящая. Я не верю в Розового мальчика и, как Дон Жуан, готова пригласить его поужинать со мною! Э-э-эй! — Мэг сложила руки рупором и закричала куда-то в деревянный потолок. — Ты меня слышишь? У меня сегодня на ужин… Что у нас на ужин? — обратилась она к Сэндби.
— Ростбиф с йоркширским пудингом, кекс и клубника со сливками, — машинально ответил дворецкий.
— Ростбиф с йоркширским пудингом, кекс и клубника со сливками, — звонко повторила Мэг. — Не опаздывай, ростбиф надо есть горячим.
Сэндби выглядел воплощением отчаяния, и Мэг испугалась, что ее, как в детстве, оставят без сладкого.